Жиль де Лаваль, барон де Рэ, действительно имел такую черную бороду, что она казалась синей, как показано на его портрете в зале Марешо Версальского музея. Маршал Бретани, он был храбрым, потому что был французом; будучи богатым, он был также хвастливым; и стал колдуном, потому что был душевнобольным.

Умственная ненормальность его проявлялась в первую очередь в чрезмерной набожности и экстравагантном великолепии. Когда он ехал за границу, ему всегда предшествовали крест и знамя, его капелланы были одеты в золото и выглядели как прелаты; он имел множество маленьких пажей или хористов, которые всегда были богато одеты. Но день за днем кого-то из детей вызывали к маршалу, после чего товарищи ребенка больше не видели: место пропавшего замещал вновь прибывший, и детям было строго запрещено даже вспоминать о нем между собой. Маршал брал детей у бедных родителей, которых он уверял, что их детей ждет блестящее будущее.

Объяснение состоит в том, что кажущаяся набожность была маской злодейской практики. Разоренный болезненной расточительностью, маршал хотел добиться богатства любой ценой. Алхимия истощила его последние ресурсы; он решился на самые крайние эксперименты Черной Магии, в надежде получить золото с помощью ада. Священник-отступник прихода Сен-Мало, флорентиец по имени Прелати, и Силле, который служил дворецким у маршала, были его доверенными помощниками. Он женился на молодой женщине высокого происхождения и держал ее практически в заточении в замке Машекуль, в котором находилась башня с замурованным входом. Маршал говорил, что башня разрушается и никто не должен к ней приближаться. Тем не менее мадам де Рэ, которая часто бывала одна в темное время, видела красные огни, которые перемещаются в башне туда и сюда; но она не спрашивала об этом мужа, его яростный и мрачный характер наполнял ее крайним ужасом. На пасху в 1440 г. маршал, торжественно встреченный в своей часовне, простился с женой, сказав ей, что он уезжает в Святую Землю; бедное создание боялось даже задать ему вопрос, так трепетала она в его присутствии; она была уже несколько месяцев беременна. Маршал разрешил ее сестре навещать ее во время его отсутствия. Мадам де Рэ приняла разрешение с благодарностью, после чего Жиль де Лаваль сел на коня и ускакал. Мадам де Рэ сообщила сестре о своих страхах и подозрениях. Куда скрывался он в замке? Почему он так мрачен? Что происходит с детьми, которые день за днем исчезают? Что за огни светятся по ночам в замурованной башне? Эти и другие вопросы возбуждали любопытство обеих женщин до крайней степени. Что же делать? Маршал строго запретил им даже приближаться к башне и, покидая их, повторил свое указание. Очевидно, что там был потайной ход; сестры решили отыскать его, проверяя нижние помещения замка, угол за углом и камень за камнем. Наконец в часовне, за алтарем, они нашли медную кнопку, встроенную в скульптуру. Она поддалась давлению, камень сдвинулся, и женщины в страхе разглядели ступеньки лестницы, ведущей в запретную башню.

Первый этаж представлял собой нечто вроде часовни с крестом посредине и черными светильниками; на алтаре стояла омерзительная фигура, несомнен­но изображающая демона. На втором этаже они увидали печи, реторты, пере­гонные кубы, древесный уголь, одним словом, приборы алхимии. Далее лест­ница вела в темную камеру, где тяжелый зловонный запах заставил женщин отступить. Мадам де Рэ наткнулась на вазу, которая опрокинулась, и она по­чувствовала, что ее платье и ноги залиты какой-то густой жидкостью. Вернув­шись к свету в начале лестницы, она увидела, что вся она в крови.

Сестра Анна пыталась увести ее из башни, но любопытство мадам де Рэ было сильнее отвращения и страха. Она спустилась по лестнице, взяла лампу в адской часовне и вернулась на третий этаж, где ее ожидало страшное зрели­ще. Медные сосуды с кровью стояли в ряду стены, на каждом была этикетка с датой: посреди комнаты находился черный мраморный стол, на котором ле­жало тело ребенка, убитого совсем недавно. Это был один из тех, кто исчез на днях; черная кровь разливалась широко по грязному источенному червями полу.

Женщины были полумертвы от ужаса. Мадам де Рэ хотела любой ценой скрыть следы ее вмешательства. Она стала искать тряпку и воду, чтобы по­мыть пол; но она только сделала пятно еще большим, и то, что на первый взгляд казалось черным, приобрело все оттенки красного. Внезапно громкие звуки наполнили замок, голоса людей призывали мадам де Рэ. Она расслыша­ла благоговейные слова «Монсеньер вернулся». Обе женщины бросились к лестнице, но в это время голоса раздавались уже в дьявольской часовне. Сес­тра Анна вбежала наверх к зубцам башни; мадам де Рэ трепеща спустилась вниз и лицом к лицу столкнулась с мужем, сопровождаемым бывшим священ­ником Прелати.

Жиль де Лаваль схватил жену и без слов потащил ее в адскую часовню. Прелати сказал маршалу: «Это то, что нужно, как вы видите, жертва идет к нам с ее собственного согласия».

— Да будет так, — ответил хозяин. — Начнем Черную Мессу.

Бывший священник пошел к алтарю. Жиль де Лаваль открыл маленький ларец и вытащил большой нож, после чего он сел вплотную к супруге, которая почти в обмороке лежала на скамье у стены. Кощунственная церемония началась.

Следует объяснить, что маршал по пути в Иерусалим достиг лишь Нанта, где жил Прелати; он атаковал этого несчастного негодяя с исступленной яростью и угрожал убить его, если он не найдет средства получить от дьявола то, что он так долго от него требовал. Прелати заявил, что среди страшных условий, поставленных владыкой ада, первым является принесение в жертву не рожденного ребенка маршала, после того как он будет извлечен из утробы матери силой. Жиль де Лаваль ничего не сказал в ответ, но сразу же вернулся в Машекуль: флорентийский колдун и его сообщник священник его сопровождали. С остальным мы знакомы.

Тем временем сестра Анна, оказавшаяся на верхушке башни и не желавшая спускаться вниз, стала размахивать своим покрывалом, подавая сигналы бед­ствия. Они были замечены двумя всадниками, направляющимися в замок, ко­торых сопровождал вооруженный отряд. Это были два ее брата, которые, уз­нав о мнимом отъезде маршала в Палестину, намеревались посетить и поддер­жать мадам де Рэ.

Когда они прибыли во двор замка, Жиль де Лаваль приостановил страш­ную церемонию и сказал жене: «Мадам, я прощаю вас, и дело закончится, ес­ли вы сделаете так, как я скажу вам. Вернитесь в свои покои, смените одежду и присоединитесь ко мне в гостиной, куда я приду встретиться с вашими бра­тьями. Но если вы скажете хотя бы слово или вызовете у них хоть малейшее подозрение, я приведу вас сюда после их отъезда, и мы продолжим Черную Мессу с того момента, на котором она была прервана, и при этом жертвопри­ношении вы умрете. Заметьте, куда я поместил свой нож».

Он встал, отвел жену к дверям ее комнаты и затем встретил ее родствен­ников и их свиту, говоря, что она готовится прийти и приветствовать братьев. Мадам де Рэ появилась почти немедленно, бледная как призрак. Жиль де Ла­валь не сводил с нее глаз, стараясь управлять ею своим взглядом. Когда бра­тья предположили, что она больна, она ответила, что беременна, но добавила вполголоса: «Спасите меня, он хочет меня убить». В этот момент сестра Анна вбежала в зал, крича: «Возьмите нас отсюда, спасите нас, мои братья, этот че­ловек — убийца», — и она показала на Жиля де Лаваля. Пока маршал вызы­вал своих людей, эскорт братьев окружил женщин с обнаженными мечами, люди маршала были разоружены. Мадам де Рэ с сестрой и братьями опусти­ли подъемный мост и покинули замок. На утро герцог Иоанн V осадил замок, и Жиль де Лаваль, который больше не мог положиться на свое войско, сдался без сопротивления.

Парламент Бретани санкционировал его арест за убийство, церковный трибунал подготовил в первую очередь обвинение против него как еретика, со­домита и колдуна. Со всех сторон слышались ранее подавляемые ужасом голо­са родителей, требовавших своих детей, по всей провинции раздавались крики горя и скорби. Замки Машекуль и Шантосе были разрушены, в результате че­го обнаружили две сотни детских скелетов; остальное было предано огню. Жиль де Лаваль предстал перед судьями с великой надменностью: «Я Жиль де Лаваль, маршал Бретани, барон де Рэ, Машекуля, Шантосе и других вла­дений. А кто вы, что осмеливаетесь допрашивать меня?» Ему ответили: «Мы ваши судьи, магистраты Церковного Суда». — «Что? Вы мои судьи? Идите прочь, я хорошо знаю вас. Вы, продажные и недостойные, предали вашего Бо­га, чтобы купить блага дьявола. Не говорите мне более о суде надо мной, по­тому что если я виновен, то это вы показали мне пример, мои обвинители». - «Оставьте ваши оскорбления и отвечайте нам». — «Я скорее буду повешен за шею, чем буду отвечать вам. Я удивлен, что канцлер Бретани поручил это де­ло вам. Вы можете получить сведения и после этого действовать хуже, чем раньше». Но эта высокомерная наглость была подавлена угрозой пыток.

Перед епископом Сен-Бриек и властителем Пьером де л'Опиталь Жиль де Лаваль признался в убийствах и святотатстве. Он заявил, что его мотивом в убийстве детей было отвратительное наслаждение, которое он испытывал во время агонии этих бедных маленьких созданий. Канцлер не поверил этому за­явлению и повторил вопрос снова. «Увы, — сказал резко маршал. — Вы на­прасно мучаете меня и себя».

«Я не мучаю вас, — отвечал президент, — но я удивлен и не удовлетво­рен вашими словами. Я надеюсь услышать истинную правду». Маршал отве­чал: «Воистину, другой причины нет. Чего еще вы хотите? Я совершил столь­ко, что этого достаточно для осуждения десяти тысяч человек».

Жиль де Лаваль скрыл, что он пытался добыть Философский Камень из крови убитых детей и то, что к этому чудовищному злодеянию его влекла алч­ность. По наущению своих некромантов он полагал, что универсальное сред­ство жизни можно внезапно получить, комбинируя действие и противодейст­вие, надругательства над Природой и убийства. Он собирал радужную пленку с застывшей кровью, подвергал ее различным воздействиям, настаивая про­дукт в философском яйце атанора, комбинируя его с солью, серой и ртутью. Несомненно, что он отыскал этот рецепт в каких-то старых еврейских колдовских книгах. Если бы это стало тогда известно, это навлекло бы на евреев про­клятия всей земли. Убежденные, что акт человеческого зачатия притягивает и сгущает Астральный Свет, израильские колдуны погрузились в те ненормаль­ности, в которых их обвинял Филон, как предполагал астролог Гаффарель. Они заставляли женщин прививать деревья, и в то время, когда они вставляли черенки, мужчина производил над ними действия, которые были надругатель­ством над Природой. Где бы Черная Магия ни проявляла себя, она взращива­ла ужасы, потому что дух Тьмы не есть дух изобретения.

Жиль де Лаваль был сожжен заживо в pre de la Magdeleine близ Нанта. Он получил разрешение идти на казнь со всей его прислугой, которая сопровождала его в жизни, как если бы он хотел включить в позор своего наказания хвастовство и алчность, из-за которых он так низко пал и погиб столь трагично.